Сегодняшняя героиня рубрики преодоление – бронзовый призёр Олимпийских игр в Ванкувере и чемпионата мира-2003, победитель и призёр этапов Кубка мира Наталья Коростелёва. Все, кто назвал её в нашей угадайке, были правы.
«Наверное, самый печальный и переломный эпизод в моей карьере случился в сезоне-2000/01, когда я последний год выступала по юниоркам, когда я была ещё Натальей Мориловой. Я занималась лыжными гонками, несмотря на очень плохое зрение. Мало кто об этом знал, но я бегала в контактных линзах, а иначе просто ничего не видела. При -7,5 на каждом глазу не особо что и разглядишь, только размытые пятна.
Тогда ещё у нас не были настолько развиты технологии коррекции зрения, операции лазером делали буквально в паре мест. Мои бабушка и дедушка написали своим знакомым в Санкт-Петербург, возможно ли выправить зрение с помощью такой операции. Ответ был положительным, но с единственной оговоркой – операцию можно делать только после 18 лет.
После 18? Отлично! У меня день рождения в октябре, так что весной 2000 года, когда завершился сезон, я месяц походила без линз и сделала операцию. Спустя непродолжительное время я поехала на сбор в составе команды «Роснефть», которую возглавил Николай Петрович Лопухов. Правда, совсем недолго. Потом его сменил Валентин Николаевич Задонский.
Мир засверкал новыми красками, разрешение от врачей я получила – ограничение было только на работу с тяжёлыми весами и акробатику. Предсезонка проходила прекрасно до августа, когда мы поехали в Рамзау. Вот там у меня произошло защемление седалищного нерва, из-за которого возникали такие боли в спине, что я едва передвигалась, даже носки не могла снять/надеть. Ни о каких нагрузках речь даже не шла.{banner_m-001}
Возможно, это был первый признак того, что произошло потом. Примерно в сентябре меня «отпустило». Я вновь приступила к тренировкам, набирала форму, но когда подошло время первых стартов, случилось что-то непонятное. Я выхожу на гонку, а бежать толком не могу из-за диких болей в мышцах, между гонками бросало то в жар, то в холод, аппетит пропал – приходилось заставлять себя пихать что-то в рот, чтобы организм получал хоть какую-то подпитку.
Те отборы в Перми я провалила. Не попадала даже в тридцатку по юниоркам, хотя была одной из сильнейших в стране. Пятнашку вообще не смогла завершить – терпела первый круг, а на втором силы закончились. Это был мой первый сход в карьере. Вы не представляете моё состояние. Столько работать, впахивать, а в решающий момент не суметь руки-ноги поднять.
Мой организм просто отказался работать. Мы с родителями поехали в Москву, но врачи так и не смогли назвать причину того, что случилось. Возникла проблема с ЭКГ – без нагрузки кардиограмма была совсем плохой, а с нагрузкой – идеальной. Нам предложили госпитализацию, но родители отказались и увезли меня домой в Пермь.
Дело было незадолго до Нового года. Лыжи я забросила куда подальше, просто гуляла, наслаждалась погодой, встретила 2001-й год, с которого, как я думала, начнётся новая жизнь без лыж. В 19 лет. Но отец, к счастью, отправил меня на базу «Прикамье». Формально на сбор, а на самом деле просто из города, чтобы я побыла на природе, освежила свои чувства от пребывания в месте, где полно лыжников.
А я сидела в номере, никуда не выходила – только поесть. Но в один прекрасный день, когда мороз ударил под 30 градусов, выглянуло солнце, всё сверкало и сияло, снег блестел. И мне ужасно захотелось погулять. Я оделась потеплее и пошла гулять. Просто гулять. На следующий день вышла уже на лыжах. Потихонечку протопала 5 км, спустя ещё день – 10 км.
И… поняла, что без лыж жить не могу. Постепенно вернулась к полноценным тренировкам и даже спасла концовку сезона, сумев на юниорском чемпионате России отобраться в национальную молодёжную сборную. В следующем сезоне я пробилась на чемпионат мира U23, который в 2001-м проходил в Валь-ди-Фьемме. Тогда на них отправляли по четыре спортсмена.
Я попала в команду четвёртым номером. И в спринте неожиданно взяла бронзу, на которую, честно признаться, не рассчитывала. Передо мной третьей бежала Алёна Сидько, но она метров за 20 до финиша споткнулась, упала, а я буквально перепрыгнула через неё и финишировала в топ-3. Могла и упасть вместе с ней, но сумела перескочить к своей медали.
А в масс-старте на 15 км, когда мы бежали три круга по пятёрке, и вовсе сенсация случилась. После первого круга я предложила Алёне оторваться, потому что темп ну совсем низкий был. Она мне говорит – ты беги, я за тобой. Ну и я прибавила чуток. Пробежала один подъём, а на вершине второго стоял Владимир Данилович Тимофеев, который и сейчас курирует юниорскую сборную. Он давай кричать: «Куда ты понеслась?!»
Я обернулась, а за мной никого нет. Вообще никого, и Алёны тоже! Народ только начинал в подъём забегать. После этого я ещё прибавила и к половине круга везла всем остальным около 40 секунд. Так до золотой медали и добежала. От момента, когда мой организм ушёл в отказ, до победы в гонке на чемпионате мира U23 прошёл год…
А к своей олимпийской медали я пришла буквально на костылях. В июле 2009 года я передвигалась только таким образом. В июне на сборе в Отепя в разгрузочный день мы играли в волейбол. Кажется, шла третья партия. Я неудачно прыгнула за мячом, нога подвернулась, упала ничком – острейшая боль! Это было совсем другое, не то, что обычно бывает, когда за корень во время имитации зацепишься, например.
Стиснув зубы, я лежала и ждала, когда боль пройдёт, но она не проходила. Девчонки помогли мне добраться до травмпункта. Нога у меня распухла так, что на следующее утро была больше головы. Днём мне сделали рентген в Тарту – там сказали, что перелома нет, наложили гипс и отправили обратно. До конца сборов оставалась неделя.
Я позвонила в Москву травматологу Владимиру Юрьевичу Преображенскому, который всегда помогал мне с моими проблемными коленями, и он сказал, что если у меня разрыв связок, то у меня есть 24 часа, максимум – 48, после чего уже ни один врач за связки не возьмётся. Я сказала об этом руководству сборной, на что был получен ответ: доктор сборной (Владимир Юрьевич Тихонов – прим. «На лыжи!») считает, что через три дня у тебя всё пройдёт.
В общем, со сбора меня не отпустили, сказали, что скоро всё пройдёт, в олимпийский сезон нужно готовиться в составе команды, а не разъезжать где-то. Что делать? Я тогда бегала за Тюменскую область, решила позвонить туда и попросить совета. Меня поддержали в том, чтобы я делала так, как считала нужным.
Мой крёстный Михаил Талгатович Девятьяров в то время работал вместе с Юрием Михайловичем Каминским со спринтерской группой и был на сборе в Отепя. Я рассказала ему обо всём, и он предложил отвезти меня на машине до границы, где меня встретила бы крёстная, жившая в Печорах. По сути, я решила сбежать из расположения команды. Но за минуту до того, как нужно было погрузить сумки в машину, подошёл Юрий Анатольевич Чарковский и сказал, что я могу спокойно ехать. Чуть-чуть не успела сбежать.
В Москве начала реабилитацию, ходила сначала с помощью костылей, затем в специальной лангетке. Опухоль понемногу начала спадать. До следующего сбора, который был запланирован в Острове, оставалось 20 дней. Этого времени мне хватило, чтобы нога более-менее пришла в норму.
Приехала я в Псковскую область с мамой и маленьким сыном, которых привезла за свой счёт. И их присутствие меня спасло. Скажу честно, в сборной России меня не особо хотели видеть. Тренеры говорили, что я зря приехала, раз не могу выполнять необходимый объём и все упражнения. А у меня нога в коньковый ботинок не влезала, приходилось в ботинках для дуатлона бегать. Я даже хотела уехать, но мама меня остановила: не хотят с тобой работать – и ладно, сбор же оплачен, тренируйся самостоятельно.
Так и работала сама: включала в работу много одновременных ходов, велосипед, тянула тренажёр. На что была готова, то и делала. Лишь в конце августа я начинала учиться бегать по мягкому грунту. То ли из-за того, что нога долгое время была неподвижна, то ли ещё по какой причине у меня вообще не тянулся ахилл. Врачи посоветовали разрабатывать ногу – других рецептов не было.
Я разрабатывала, в сентябре начала бегать больше, потом ещё больше, а затем вновь присоединилась к полноценной работе с командой. Но даже когда уже начались старты – я некоторые гонки проводила на заморозке, потому что невозможно было терпеть эту боль. Коньковые гонки так и бегала в разных ботинках: коньковом и для дуатлона. Опухоль даже к зиме не сошла окончательно.
На самой Олимпиаде я командный спринт с Ириной Хазовой бежала в коньковых ботинках и в полуфинале с трудом сдерживала крик – у меня после первого этапа свело больную ногу так, что словно выворачивало её из тела. И я до передачи эстафеты даже отдохнуть толком не могла – бегала по коридору, где находятся спортсмены, отбежавшие этап. Если останавливалась – нога болела ужасно. Из полуфинала мы отобрались по времени, а в финале сумели взять бронзу – слава богу, массажист привёл мою ногу в чувство.
Когда я стояла на пьедестале, у меня слёзы на глаза наворачивались, но не только от радости, а от того, что пришлось вытерпеть ради этой медали. Даже сейчас те же самые чувства испытываю. Вот такой была цена олимпийской бронзы. Я не призываю юных лыжников идти на такие жертвы ради спортивного результата, но каждый должен решить для себя, чего именно он хочет добиться. И понимать, что на пути к достижению цели придётся много терпеть и многое преодолеть».
